Почему деревни умирают, и обратим ли этот процесс

В настоящее время в городах проживает около 57% мирового населения. В России это значение составляет 75% (по данным Росстата), то есть только каждый четвертый гражданин проживает в сельской местности. Для сравнения, к концу XIX века аналогичные показатели в обоих случаях составляли около 12%. К тому моменту доля городского населения была выше в странах, первыми вступившими в эпоху индустриализации — в первую очередь, в Англии.

Именно с технологическим прогрессом и связывают рост численности городского населения. Использование машин в производственных процессах позволило снизить издержки на изготовление продукции за счет экономии на масштабе и привело к разделению труда — специализации работников на отдельных процессах. Это стимулировало спрос на рабочую силу и требовало практически ежедневного присутствия сотрудников на фабрике. Для сокращения транспортных расходов им приходилось селиться рядом с производством — так начал свой рост Манчестер и другие города индустриальной эпохи.

При прочих равных условиях при конкуренции за рабочие места соискателям приходится быть либо более продуктивными, либо предлагать свой труд дешевле, чтобы повысить вероятность трудоустройства. Аналогично будут действовать поставщики расходных материалов. Этот принцип лежит в основе агломерационного эффекта, который объясняет рост городов в виде увеличения численности городского населения, ведь город с квалифицированной или недорогой рабочей силой будет привлекать все новые компании. Это не обязательно будут фирмы того же профиля — далее подключаются фирмы, обслуживающие спрос на нужды проживающих в городе в виде питания, жилья, иных покупок.

Как мы видим, города позволяют всем сокращать издержки: сотрудникам — на поиск рабочего места и дорогу до него, работодателям — благодаря удельному сокращению затрат на факторы производства в виде труда и капитала. В результате получается, что экономически город более эффективный способ организации жизни, чем деревня.

Этот вывод подтверждается статистикой о депопуляции (прим. — процесс сокращения численности постоянного населения) многих российских регионов и новостями об упразднении населенных пунктов — за 2021-2025 гг. свой статус потеряло 531 поселение. Люди, особенно молодые, переезжают в крупные города, потому что они получают больше возможностей для поиска работы и самореализации. Нередки случаи и временной трудовой миграции или отходничества, когда человек ездит на заработки в другой регион.

Ситуацию усугубляет тот факт, что Россия уже давно вступила во второй демографический переход, характеризующийся низкой рождаемостью и низкой смертностью. Похожие процессы запустения сельской местности наблюдаются в Финляндии, Польше, Франции и других европейских странах. Наверное, наибольший вызов стоит сейчас перед Японией, где в результате старения населения на рынке жилой недвижимости находится около 9 млн домов или почти 13% от всего объема жилищного фонда в стране.

Ситуация в России характерна другими особенностями. Государственная политика времен СССР в какой-то степени исказила процесс урбанизации и всей системы расселения в целом за счет стягивания трудовых ресурсов в города для нужд индустриализации, причем не всегда руководствуясь экономико-географическими предпосылками. Одновременно проводилось удержание населения в сельской местности за счет ограничений в выдаче паспортов, а также укрупнения колхозов и ликвидации «неперспективных деревень». В этой связи процесс «вымирания деревни» выглядит более контрастным. На самом деле, депопулируют и города-миллионники, которые в теряют население в силу агломерационного эффекта — взять хотя бы Нижний Новгород.

Учитывая вышесказанное, надеяться на массовое возвращение людей в деревни, или всеобщую рурализацию, не стоит — для этого нет достаточных экономических стимулов. Отдельные программы могут поддержать стабилизацию численности сельского населения, однако они не смогут обеспечить глобальный разворот тренда урбанизации. Например, субсидия японского правительства для семей, готовых переселиться из Токио в менее густонаселенные районы, рассчитывала охватить 10 тыс. человек за 4 года — это порядка 0,07% от населения города, даже не агломерации.

Тем не менее, жизнь в крупных городах имеет и ярко выраженные отрицательные стороны. В перечень так называемых дезагломерационных сил в том числе включают высокую стоимость жилья, растущие транспортные издержки в случае расползания города и/ или неэффективно функционирующей транспортной системы, а также загрязнение окружающей среды и преступность. Для некоторых горожан это становится достаточным стимулом для переезда в город поменьше, особенно если возможно организовать удаленную работу и не терять в доходе.

Однако готовы ли они будут переехать в деревню, особенно расположенную вдали от агломераций, на постоянной основе? Ответ на этот вопрос будет зависеть от наличия детей школьного возраста, транспортного плеча до ближайшего крупного города, рода профессиональной деятельности и запросов конкретного человека. Исследователи-географы в рамках изучения Костромской области относят примеры такой релокации скорее к дауншифтингу и фиксируют сохраняющиеся связи с большим городом (в первую очередь, с Москвой). Нередко дом в удаленной деревне становится альтернативным местом проживания, в дополнение к городской квартире. Помимо желания важным фактором являются и институциональные условия — возможность быстро оформить недвижимость в собственность, что в случае российских деревень не всегда представляется возможным ввиду отсутствия у местных органов самоуправления информации о владельцах заброшенных домов и участков.

В последние годы мы видим много примеров, когда горожане содействуют возрождению сел и деревень. Частная инициатива может ставить перед собой миссию поддержки хозяйственной деятельности местного сообщества, выступать проводником в малонаселенные территории и решать задачу сохранения наследия. Одним из намушевших примеров является деревня Малый Турыш в Свердловской области, где дочь помогла отцу развить производство на базе его пасеки и создать рабочие места для местных жителей. В отдаленной от крупных агломераций Архангельской области работает конеферма, где в деревня Лампожня архангелогородка поддерживает генофонд аборигенных мезенских лошадей. Благодаря реставрации деревянного терема Асташово в Костромской области, построенного крестьянином-отходником Мартьяном Сазоновым в начале XX века, сохраняется память о некогда кипевшей здесь жизни. 

С одной стороны, эти ситуации поддаются типологизации, например, по принадлежности агента изменений к местному сообществу — имеет ли он связи с местом или пришел извне — или по масштабу изменений — отдельный дом или комплексный проект, охватывающий весь населенный пункт. С другой стороны, каждый случай несет в себе индивидуальность, потому что неразрывно связан с инициатором — человеком или группой людей, без которых изменения были бы невозможны. Подобные проекты зачастую приобретают туристическую функцию, находясь на стыке рекреационного, культурно-познавательного, активного и агротуризма. 

Туризм — это одновременно и ответ на интерес, возникающий со стороны внешней аудитории, и способ привлечь дополнительные ресурсы на развитие территории. Эту логику мы в CM International применили в отношении Стратегии развития северо-запада Костромской области, разработка которой ведется уже более полугода. В процессе работы мы обнаружили, что низкая плотность населения и, соответственно, доступных ресурсов, подталкивает к кооперации инициативных деятелей территории. Проще говоря, все друг друга знают, и это оборачивается плюсом: появляется совместный маркетинг, обмен информацией и имеющимися в распоряжении ресурсами, будь то компетенции отдельных сотрудников или техника. В большом городе, где предприниматели находятся в условиях более жесткой конкуренции, такое увидеть сложнее. В случае же Костромской области такой сильный локомотив, как, например, уже упомянутый терем Асташово выиграет от появления других проектов, которые будут привлекать внимание к территории.

Создание стимулов к сохранению жизни на селе может происходить и на уровне региональных властей. В 2021 году Правительство Республики Удмуртия реализовала пилотный проект «Деревня будущего» в селе Пихтовка при участии СБЕРа и других партнеров. В данном случае мы говорим о более крупных населенных пунктах, где проживает несколько сотен человек, и преобразования направлены на благоустройство и обновление социальной инфраструктуры с использованием онлайн-сервисов и телемедицины. В результате повышения комфорта проживания выгодоприобретателями становятся существующие работодатели, заинтересованные в замедлении оттока рабочей силы.

Может показаться, что город выкачивает из деревни ресурсы, не предлагая ничего взамен. Однако именно города являются центрами генерации новых идей и источниками распространения новых знаний. Одно из главных достижений ХХ века в повышении качества жизни — массовая электрификация — произошло благодаря научным открытиям, сделанным в городах. В современных реалиях, помимо упомянутого примера цифровизации социальных объектов, развитие телекоммуникаций обеспечивает функционирование пунктов выдачи заказов — они становятся проводником отдаленных деревень в мир, от которого их жителей отделяют многие километры не всегда асфальтированных дорог. Возможно, через подобное взаимодействие и будет сохранена жизнь в деревне — на уровне частных инициатив, где горожане используют накопленные знания и социальный капитал, или более масштабных проектов с использованием корпоративного и государственного финансирования.