Почему не следует говорить «Сурдопереводчик»

Иногда достаточно одного слова, чтобы понять уровень понимания и отношение человека к сообществу глухих и вопросам инклюзии. Так, употребление выражения «язык жестов» обычно указывает на отсутствие осведомленности о многообразии жестовых языков в мире и о том, что общение на них — полноценная языковая система, а не примитивное подражание движениям, объектам.  

Если заказчик называет специалиста «сурдопереводчиком для глухонемых», это свидетельствует о непонимании специфики переводческой работы и требований к ней. Ожидание, что один человек сможет одновременно переводить происходящее в нескольких залах, не учитывает реальную нагрузку и профессиональные стандарты.  

Использование термина «сурдопереводчик» вместо корректного «переводчик жестового языка» также служит индикатором недостаточного уровня квалификации, знания и профессиональной самооценки. Высказывания от представителей сообщества глухих о «говорении на мимике» часто отражают внутренние барьеры к принятию родного языка, связанные с опытом стигматизации и запретами на его использование, в том числе в образовательных учреждениях.  

За последние годы сделано значительное количество шагов в направлении инклюзии, однако многие достижения остаются в профессиональном кругу и не получают достаточной огласки в обществе.  

К сожалению, все чаще инклюзия воспринимается формально: компании реализуют ее не из искреннего желания поддержать потребности сообщества, а ради соблюдения внешних требований, что создает угрозу для профессии переводчика жестового языка — сложной, требующей серьезных интеллектуальных и эмоциональных затрат, а также для языков, обладающих значительным и зачастую недооцененным потенциалом.  

С одной стороны, на рынок приходят люди без необходимой подготовки и знаний; с другой — информационное пространство практически не содержит доступных и достоверных материалов, разъясняющих, почему некорректны такие термины как «глухонемой», «сурдоперевод» или «язык жестов».  

В данной ситуации считаем важным открыто и аргументированно обозначить существующие проблемы и необходимость повышения уровня информированности и уважения к языку и культуре глухих.  

Термин «Сурдоперевод» некорректен и не отражает всей сути профессии (исключительно как историзм или архаизм)

Потому что:

1. Такой профессии официально не существует. В официальном реестре профессий есть только две: переводчик РЖЯ и дактилолог (непонятный краснокнижный зверь, который знает только азбуку, но почему-то может переводить — прим. автора).
2. Потому что это неправильно: название образовано по аналогии с сурдопедагогом, сурдологом, и пр., но никак не отражает сути того, чем на самом деле занят переводчик, а еще выносит профессию в отдельную периферийную категорию, хотя деятельность переводчика жестового языка аналогична деятельности любого синхронного переводчика.
3. Этот термин содержит в себе предубеждение относительно профессионализма и ценности специалиста. Во многом так сложилось исторически: профессионализация перевода жестового языка произошла только в этом веке, поэтому высококвалифицированных специалистов еще не так много, многие, работающие в профессии до сих пор,  приходили в нее не всегда по собственному желанию, а зачастую были вынуждены переводить своему глухому родственнику, не всегда вникая и не всегда желая это делать. Есть переводчики, которые добились многого в профессии и дошли через практику и собственные ошибки до высокого уровня квалификации и понимания сути профессии, но на общем ландшафте — это большие исключения из правила.
4. Различия в качестве и количестве знаний. «Сурдопереводчиком» согласен быть человек без профессиональной квалификации. Он не уважает свои знания и опыт, и в моменте, когда соглашается с таким названием себя, думает не о том, как развивать профессию, а о том, как не перечить начальству или заказчику. Переводчик жестового языка знает и понимает, что его деятельность не ограничивается физическими упражнениями рук, а еще задействует мозг и огромное количество фоновых знаний, а также требует определенного технического оснащения, необходимого для качественного выполнения своей работы. Предложение «Тело скользит по наклонной поверхности» никогда и ни за что нельзя перевести на жестовый язык правильно, не зная, переводим мы криминалистику или задачку по физике для 8 класса. И это даже еще не абзац, не текст, и не доклад, и далеко не целый день конференции по нейролингвистике или программированию, а уже пришлось изрядно поднапрячь извилины, чтобы понять, как это перевести так, чтобы глухие поняли то же, что и слышащие. 
5. Такова международная практика. Во всем мире специалисты, работающие с сообществом глухих, борются за деинвалидизацию глухих и демаргинализацию жестовых языков, и битва за корректную терминологию — часть этого пути.

Оговорка: термин «сурдоперевод» по-прежнему встречается в речи старшего поколения, сформировавшегося в условиях длительного существования предвзятого отношения к жестовому языку и его переводчикам. Однако использование этого устаревшего и некорректного термина способствует сохранению стереотипов и маргинализации профессии переводчика жестового языка. Для формирования современной, уважительной и инклюзивной коммуникационной среды важно отказаться от подобных наименований и переходить к использованию официальной и признанной терминологии, отражающей реальную суть и профессионализм специалистов в данной области..

Жестовый язык все еще остается очень сильно маргинализированным слышащим сообществом, которое всеми силами ему не дает развиваться: на протяжении столетий навязывает калькирующую словесный язык речь, заставляет учиться без опоры на жестовый (хотя даже звучит нелепо: преподавать голосом предметы глухим ученикам, которые вас не слышат), заставляет говорить голосом и считывать с губ, потому что большинству (читай, слышащим) проще подстроить под себя, чем принять особенного человека таким, какой он есть, и родителям проще заставить что-то учить своего ребенка, чем пойти осваивать новый язык самостоятельно. 

Исторически развитие сообщества и жестового языка складывалось не благодаря, а вопреки желанию слышащих учителей, родственников, которые всегда стеснялись того, что нужно «говорить руками», а многие дети глухих родителей сталкивались с насмешками слышащих одноклассников. Эти дети иногда вырастали во взрослых, которые всегда пытались спрятать жестовый язык куда-то подальше. Отсюда и мифы про жестовый язык — что он проще, легче, хуже. Они  прекрасно описаны и научно дискредитированы Эрином Уилкинсоном и Джилл Морфорд:

1. Жестовые языки не универсальны

Жестовые языки содержат все основные компоненты человеческого языка. Они возникают спонтанно в сообществе людей, которым необходимо общаться.

Они не изобретаются и не придумываются. ЖЯ состоят из набора формально-смысловых отношений, которые используются общим сообществом. Каждый жестовый язык имеет свой собственный набор знаковых форм и значений, которые кодируются с помощью конкретных форм. 

2. Жестовые языки не проще словесных

Построение предложений в жестовом языке может показаться спонтанным, но на самом деле у жестовых языков есть своя грамматика, как и у звучащих языков. Более того, она основана на визуальном канале восприятия информации, и учитывает его принципы и особенности, а значит, обладает сложными и в какой-то мере уникальными грамматическими структурами, которые мы еще не знаем, как понимать. Более того, существуют научные серьезные исследования, доказывающие, что даже на физиологическом уровне наш организм воспринимает жестовый язык так же, как и словесный/звучащий, потому что информация, полученная на жестовом языке и на звучащем будет обработана в одной и той же зоной мозга — зонами Брока и Вернике.

3. Жестовые языки не произошли от звучащих

Третье распространенное заблуждение: многие люди считают жестовый язык визуальным отображением звучащего языка, используемого в том же сообществе. Но это не так, хотя бы потому, что эти два языка принадлежат к разным модальностям (звуковая и визуальная), а соответственно уже априори подчиняются разным физическим законам. Так как русский жестовый язык существует в русскоязычной среде, носители этого языка часто взаимодействуют с русским, живут на территории, где используется русский язык, то языковой контакт между русским звучащим и русским жестовым языком неизбежен и достаточно регулярен, поэтому в русском жестовом языке есть большое количество заимствований из русского языка, что и приводит к ложному суждению о том, что жестовый язык происходит от русского звучащего. 

Отсюда исходит еще одно популярное заблуждение: что калькирующая жестовая речь — это отдельная система коммуникации. Однако на самом деле, это всего лишь один из многочисленных способов перевода, а точнее переводческих выборов, который не должен и не может распространяться на весь текст и быть единственным видом трансформаций, используемым переводчиком на протяжении всего перевода.

Поэтому… 

Термин «Язык жестов» в отношении жестового языка тоже является некорректным. 

Все перечисленные заблуждения относительно жестовых языков и профессии переводчика жестового языка основаны не на объективном анализе, а на предвзятом отношении и стереотипах. Вопрос о том, почему жестовые языки воспринимаются как менее значимые по сравнению с звучащими языками, отражает глубинные социальные и культурные процессы, влияющие на положение глухих людей в обществе.

Во многих странах мира слабослышащие редко занимают руководящие или влиятельные позиции, в отличие от слышащих, что формирует языковые идеологии, в которых устная речь ставится выше жестового языка. Такая лингвистическая и социальная иерархия на государственном уровне оказывает непрямое, но существенное воздействие на образовательные системы и подходы к обучению глухих детей. В частности, приоритет устной речи может ограничивать развитие и признание жестового языка как полноценного средства коммуникации и обучения.

Языковые идеологии также определяют выбор родителей глухих детей, которые зачастую полагают, что использование устной речи повысит шансы их детей на образование и профессиональный успех. Эти убеждения отражают существующую социальную иерархию и нередко препятствуют формированию образовательной среды, адекватно учитывающей особенности восприятия и развития глухих детей и их потребности в поддержке жестового языка.

Еще в 2007 году А.А. Комарова отмечала, что с 1960-х годов основное внимание в сфере жестового языка уделялось обучению так называемой «калькирующей жестовой речи». Однако до начала 1990-х годов полноценное преподавание естественного жестового языка практически не велось. Причина кроется в широко распространенном восприятии жестового языка как неполноценного средства коммуникации, рассматриваемого как жаргон или набор бытовых жестов, приемлемых лишь для неформального общения в глухом сообществе. Аналогичные представления имели место во многих странах мира, где серьезные научные исследования национальных жестовых языков начались лишь в 1960-х годах. В то время представить глухого руководителя общества, выступающего на сцене на жестовом языке без помощи переводчика, было практически невозможно; как правило, обращение к аудитории осуществлялось через посредника. Это иллюстрирует проблему коммуникации — глухой ведет общение на языке, который не всегда доступен слышащему или даже некоторым другим глухим.

В связи с этим крайне важно использовать корректную терминологию — говорить именно «жестовый язык» и «переводчик жестового языка». Это не формальность, а необходимое условие для продвижения подлинной инклюзии глухих в общество, а не создания иллюзии включения «для галочки».

Кроме того, термин «глухонемой» является некорректным и устаревшим. Слабослышащие, которые вынуждены одновременно осваивать два языка — жестовый и устный — с целью эффективной коммуникации, не являются немыми. Такие люди являются билингвами, владеющими двумя языками, каждый из которых выполняет свою функцию и имеет свое значение для личностного и профессионального развития.

Применение корректной и уважительной терминологии помогает разрушать стереотипы и поддерживать равноправие, что особенно важно в контексте современных усилий по социальной интеграции и защите прав глухих людей.